Старый человек играет в войну, – зубы выкосил парадантоз.
Молокососы сигают в страну, имя которой – Опупиоз…
В запредельной этой стране вырванным челюстям ордена
выданы с трупами наравне мертвых солдат. – На то и война.
Но по халатности выбранных квот, старый убийца почтеннейше жив.
Он одевает мундир под фокстрот – сплошь заеложенный прошлым до дыр.
И в леденящей животной тиши он марширует по улице в ночь.
Только попробуй регалий лишить старца седого. – Он выкрикнет: "Прочь!"
Нет на нем ран и контузий следов, просто украл он у мертвых мундир,
просто в душе у него нет цветов, – сам для себя он всегда командир.
Трупного запаха древняя кровь, – вены пылают в замшелом огне…
Вот он и выбрал веселую роль: чуть время к полночи – он на войне!
******
Я уехал из эСесесЭр – в СешеА, решительно и просто.
Пережив УкраИну по росту, я теперь бродвейский шоумен…
Мой Бродвей – Троещина в цвету на надрыве будущего лета –
Очень сладко быть зимой поэтом, если в доме сытное рагу.
Ситный хлеб и фиги под окном, – не в бреду, а в первоцвете мая,
Хачапури чачой запивая, млею я: о, Грузия моя…
И танцуют резво осетины на хингали взятые взаймы,
Нет, не у отъявленных грузинов, у России вместо пахлавы.
И взирает в парке Руставели на меня гранитная скала.
– Вы здесь, что – совсем осоловели, перепутав страны и моря?
Ну, Бродвей, положим, заграница, а бордель, положим, шар земной…
Надо же такому вдруг присниться мартовской утаренной порой.
Два абхаза пьют не цинандали, а густую горечь прошлых лет.
Арика из «мухи» расстреляли, ладно бы враги, а то – сосед!
Руки брата вынес к дому старший, ноги брата младший брат сложил.
А отец не вынес сына в фарше. На себя он руки наложил.
Братья наезжают в стольный Киев, знают, здесь живет сосед давно.
Как в какой-то страной черной были, осудили закопать его…
Заживо… И вот от дома к дому пятый год по Киеву идут.
Дров не будет, подожжем солому, и врага достойно помянут.
Факелами прошлого бесчестья над его могилою живой.
Всюду за собою носят «мухи» корпус заржавелый и пустой.
Ничего я в том не перепутал, пил однажды с ними в поздний час,
Упрекал, мол, что вам, шалопутам, Бог за вас ко времени воздаст.
Вон у нас в соседнем доме рыжий пьет уже который год подряд,
Пил бы он и в Нарве, и в Париже в снайперском угаре во сто крат.
Говорит, рука его отсохла, а зарубки помнит – сорок пять.
Снайперская щелкнула винтовка, и восстал в России вдовий ряд.
Пил и он, хоть говорят, что рыжий… Напивался попросту в умат,
– Я солдат истории бесстыжей. Рухнула страна, кто виноват?
И хотя рука его обсохла, два абхаза налили ему.
Пили молча трое – он и двое, каждый, как умел, за боль свою.
Нет, к утру его не прикопали. Сам свернулся в крендель и обмяк:
Сорок пять парней в нем разрывали сердце пропитое на форшмак.
Говорят, уедет рыжий в Грозный, там растить аллеи юных лип,
Ну, а братья, молча и серьезно обойдут убийцу без обид.
Им бы отыскать не день вчерашний, а соседа – только и всего.
– Будь здоров! – И вам день предстоящий… Каменные лица, вот и всё.
1992-2008 гг.
******
По обе стороны войны хмельные кашевары,
седая изморозь молвы и тощие амбары…
Фронтовики, тыловики, обрубки тел и душ,
кровавых дней черновики, и горя Мулен Руж.
Несут печаль со всех сторон работники войны, –
за батальоном батальной уходит без вины.
По обе стороны войны не чтятся ордена, –
но в этом нет имен вины, – их выбрала война.
Над ними серый саркофаг и вечных снов пора,
войны пиратский черный флаг и кровозём двора.
Кладбище выскалит ряды могильных черный плит:
за батальоном батальон кроваво в землю врыт.
******
Лопнут струны макаронно и отважится судьба
говорить о том, стозвонно, – в чем небес мольба!
Сжался мир до полустрочки до шагреневой тиши…
Дописать весь мир до точки – не спеши!
А желе из водки мучит, потому что водка –
знак, потому что водка пучит, только так!
В очень странной обстановке отдыхают на войне
прошмандовки и плутовки, подупавшие в цене.
Санитарки и шалавки, богоушлое бабье,
комиссарки, промтоварки – беспредельное хамье…
Все они не просто тварны, а отчаянно товарны.
Потому что для войны – женским мукам нет цены!
А на страшной той войне нет смущенных вполне.
На кону племена, жировоск, ордена,
нефти черный язык, человеческий крик,
челобитная слез, и шумерский вопрос…
На одной большой войне нет опущенных вполне, –
есть одна на всех война: гибнут в бойне племена.
В жилах нефть сгущает кровь – ей что радость,
что любовь, ведь война – всему палач: крик ничто, планета, плачь!
Вы, и вы… А также вы… Не сносить вам головы.
Из шумеровских аорт бездны лет кровавый пот,
растекается в песках, источая боль и страх.
По ристалищу войны бродят Дракулы сыны.
Их призвание — война, ни к чему им ордена.
Вертолеты, корабли, связь в космической дали,
батальонов легион, а за ними… Путин зол…
Челобитная – Фиг'вам: – На заклание, мадам…
******
Желе из водки вызвало цунами, –
в открытый космос хочется пройти.
Был планетоид прежде под ногами,
теперь планету давят две культи.
Под сапогами раненое скерцо,
на улице весенний солнцепек,
на солнцепеке выкинул коленце,
солдат-калека, бывший кровопек.
Он обнажил пред миром сыто-пьяных
обрубки ног на культях деревянных:
– Кто может, безвозмездно помоги
тому, кто наплевал на сапоги!
*******
Но вдруг почудилось, – не всё. Судьбы хмельное колесо,
переполосица сюжетов, и чьих-то лет пустых комета
играют улично в серсо. Бежит по спуску колесо:
Спектаклей, глупостей, привычек – тень инсталляций, суть отмычек
сминает улицы лицо... Здесь не целуются – ни-ни!
Искусство здесь, здесь бродят чинно,
чумно, поведено, причинно, всё: “что по чём?”...
От дурачины! Кичугу ценят горячо!
А кичуганы пьют полдня, и угасая от вина и водки и паров коньячных:
– Бери, – орут, – народец рвачный, полсотни баксов за слона!
А дурачьё – оно ничьё. И так всем ведомо заранье,
что слон тот, просто наказанье – ему и ванна, что ведро.
Но по затыркам люд потише, – у них не рвёт от бабок крыша,
а – жёны, детки, лет хламьё... Бежит по спуску колесо.
Но эти тоже продаются – покруче, только лишь напьются:
крушат заведомо: – Усё… Такое вечное серсо…
Одни – стремглав на баррикады, другим – погромы не бравада…
Такое страшное серсо. Его нам ведомо лицо!
******
Комментариев нет:
Отправить комментарий