Анатолий Лемыш, Киев
КРЫМ. Теперь уже ностальгическое.
(Написано ДО этого года)
Ялта. Гурзуф. Симеиз. Ореанда.
Что ни созвучье - то выплеск таланта.
Что ни названье - то тысяча брызг:
Керчь. Кацивели. Форос. Кореиз.
Ялта - легчайшая пена морская,
Словно с бокала с шампанским стекая,…
Солнечным бликом легла у воды,
Вольно раскинув земные плоды.
Грозный Форос устремил свой фонарь
В сумерки Греции, в древнюю марь.
Звук Ореанда, увы, парфюмерен:
Приторен он, франтоват и манерен.
То ли названье коварное: Керчь!
Корчатся в нем и кручина, и смерч.
В слове Гурзуф - налетающий ветер,
Фыркают флаги и плещутся сети,
Гулкое эхо удвоило “у”,
Груди утесов держа на плаву.
Как целовалась волна в Кацивели!
Словно колхидские пели свирели!
Слаще “Шанели” шашлычный дымок,
Злато кефали струится у ног.
Или пьянящее слово Массандра:
Привкус магнолии и олеандра.
Жгучий, текучий настой янтаря
В винном, карминном ларце сентября.
А Коктебель почему-то созвучен
С крабами, с визгом рыбачьих уключин.
Тут литераторский люд колдовал.
Отсвет его - сердолик и опал.
Гаспра, Массандра, Мисхор, Симеиз...
В гору ль карабкаться, падать ли вниз,
Перебирая
шальные дары
Странного рая
по имени Крым.
******
- А этот цикл об одном только Коктебеле вызвал ненависть у крымских любителей поэзии, которых спонсировала РФ ещё в 2005-6 гг., когда он дважды посылался на конкурсы о Коктебеле… РФ-ненависть была патологической, мне просто не отвечали…. И так бывает, когда в к поэзии примешивают политику…
*******
С ненавистью надо состязаться: ты ей – дуй, она тебе – в обратку,
ты ей говори: «Отчизна в дурке!», а она тебе – все яйца всмятку!
Смётка здесь такая – никакая: то ли ты приехал, то ли время,
у тебя в глазах печаль пылает, а у прохиндеев – в яйцах семя…
И они плодят печаль в снорови, и она от этого страдает,
потому что мучиться не в нови, только мук её не понимают…
Вот бы правду всю – не для бумажки, а для душ оторванных уродов…
Вот бы керосина ей на ляжки, чтоб срыгнула вопль под небосводом…
Ведь она и в бабьих одалисках – всяк бери и пользуй в имя Бога,
и в солдатских скорбных обелисках – был Афган, Чечня и в ад дорога…
Были миротворцы и засранцы, были командиры и плебеи… –
стыла боль – чеченцы и афганцы не прощали «мирные» затеи.
Но опять страна плодит уродов, потому что мир её юродив…
Шлемофоны и пилотки – прочь! Здесь хоронят совесть – не помочь…
*****
В стране уникально online – открытость до чертова писка.
Желаете мордой в дизайн? Так в этом же толика риска!
Дедок на базаре ворчит: – Обули всех, Господи, всуе…
Отсюда никто не бежит, поскольку всех напрочь разули…
Лишили и квот и ногтей в родимую землю вгрызаться,
но Родина всё же милей, коль можно в Крыму оторваться.
******
Вахтенные бухты сказочной страны, горы-крутогоры, отблеск старины.
Я читаю время в оттисках камней. Скалы, став мудрее, вышли на Бродвей…
Перешли в эпохи и сожгли мосты, к ангелам прощенья уронив персты.
Древние шайтаны прорубили свод в были-океаны черноморских вод
И прошли нежданно в сны грядущих дней, предсказав всеядно эру Водолей.
******
Гора Климентьева и Новый Коктебель – две точки сплина под один расчёт,
лагуны стохастическая гель – анклав всех синей голубых зигот.
Коньков накрышных бурый колчедан – иллюзия ста принцев и царей,
разъезд народов сопредельных стран – сонм генеральских и зэка кровей…
Татарский говор, русское: «А чё?»… Беззлобный мат точают мальчиши,
и вновь над бирюзою синих вод безмолвие разорванной тиши…
Ветра в ветровках вдаль ведут шторма от сопределов неба и земли –
ажурные над миром острова плывут в пределы утренней зари.
Над Коктебелем плавятся века, на постаментах взорванных штыри…
Пророчеств нет, кружится голова – пророки под магнолии ушли.
Балкон наш над магнолией парит, над ним плывут густые облака
вчерашних человеческих обид, причуд, минут, молитв течёт река…
Под разнотравьем невоспетых вед бредут народы, ведавшие степь,
ведущие по небу туч стада, прошедшие сквозь плевела и смерть.
******
Купажные вина, чужая вина, родник Кара Дага да горные тропы –
под конским каштаном коньячит тропа, которой когда-то бродили циклопы.
У каждого палица – та, что башку сшибает – где наскоро, где – вжик! по плечи –
когда проходимцам, когда и качку, когда и тому, кто весьма велеречив…
*******
Вечерний Коктебель – отрада для зевак: у трапов бродят взмыленные пони,
верблюдица в ражу из лужи пьёт первак, а девки пьют винище аки кони.
Для каждого своё, под каждого – аншлаг… Антрепренеры – ночи крысоловы
скликают пришлый люд на ночи кавардак в урочище лагуновой юдоли.
Детина лет шестидесяти тут – белесая и сытая скотина –
на картах Таро предначертит круг за тридцать гривен или за полтину…
Крылатый Муз предельно бородат – над Коктебелем он плывет терново,
из арфы струны выпадают в ад, а лира превращается в оковы…
Ванильный клей белесых облаков – во облацех поэт Волошин тщится
разрушит Коктебеля блудный стрём – то полуангел он, то полуптица…
Средь поднебесных облачных химер дано ему в отраду Провиденье,
вновь канет в Лету города обмер и выйдут киммерийцы в мир из пены
****
Я видел скипетр Бога, затерянный в горах, вела туда дорога на ветра парусах,
и запах разнотравий в себя превоплотив, на парусах Эола я в радуге уплыл
в щемящее двуречье меж небом и землёй, где с верой человечьей уверовал в покой.
Но только поднебесье не приняло меня из вечно быстротечной юдоли бытия.
Со старых площадей в забытые миры – затерянная длань шайтана или Бога…
На скутерах мечты средь квадрациклов дней неси меня скорей, волшебная пирога!
Я лысый ирокез свой изредка стригу, глотаю каптопрез и думаю о вечном…
Куда не посмотри – пироги наяву – заплыв минувших лет в грядущее, конечно.
В столешнице стола наития храню, а по судьбе бреду где в постолах, где босо,
и только Кара Даг зияет наверху, и только Коктебель в миры глядит раскосо…
Приморский бульвар средь тенистых аллей давно уже отдан на откуп эпохам,
разрезан на части дисконтами дней, разорван, разобран на мелкие крохи…
Дворцы и палаты отдали концы и их заменили этажки скворечен –
в них всяк по себе – старики и юнцы… Нет города – здесь Вавилон человечий!
******
Коктебель, мгновений вспышки, словно солнечные пышки,
горы яркою подковой – вот вам облик вечно новый.
Вот вам солнечные пятна – то, что каждому приятно
и понятно без подтекста – в Коктебеле счастью тесно!
Шимпанзе по кличке Филя разрыдался у фонтана –
он артист кровей манерных и великий пофигист…
Рёв на площади гранитной возле старого платана,
раскричался: «Баста, братцы, я устал как банный лист!
Целый день меня по пляжам протаскали на работу,
чтоб снимался, улыбался, обнимал и целовал…
Вот под вечер и сорвался, худо мне по бене ботать,
перед теми, кто и сами – кто гиббон, кто Буцефал…
Скалят зубы, тычут пальцем, строят жуткие гримасы…
В джунглях их сожрал бы некто полосато-не-святой…
Оттого я и сорвался – надоело мне работать.
Я устал вам улыбаться как последний муромой!»
Поза, вспышка –бац! – гримаса – люди точно идиоты…
Видно, им сорвало крышу: море, солнце, Коктебель…
Площадь Кинаха под вечер из украденных гранитов
освещает низость нравов нестоличных площадей.
Сей гранит легко украден со столичного Майдана.
Кто ещё не знал об этом, пусть узнает и поймёт
блеск и пошлость «коктебельных» прошлых мэров-уркоганов,
мира пришлого химеры Коктебель переживёт.
С шимпанзе в обнимку сняться приезжают киевляне –
на уже знакомых плитах неуверенно стоят…
То ли камни вырвал Киев, то их втихую сняли
во дворцы трудяг чиновных – Коктебель не виноват.
В разворованной столице прежде ждали коммунизма,
не дождались и убрались – всяк в свой «Новый Коктебель»,
тот, что проданный в Россию, а украинцам достались
мертвый абрис Тихой бухты, пирсов вырванных коктейль.
Красть приехали и море – шимпанзе рыдает: «Горе!»
******
Приморский маскарад, а проще – выпускной. Глиссируя, впорхают три мадонны.
Все прочие не в счёт – их праздник колдовской приветствуют папашки и матроны.
Средь тисовых аллей втекает маскарад на шум приморский улицы весёлой,
Все прочие не в счёт. Стартует школьный бал, азартно увлекая весь посёлок…
Востребованный эль реликтовых аллей, жужжащий старый парк под музыку цикад,
заоблачный Орфей – хранитель юных фей играет в небесах на солнечных лучах…
Здесь, как везде, юнцы мудрее стариков, и жалко мужиков, что без толку уйдут –
у всякого своя подгнившая душа, на гномоне судеб извечный неуют…
Три шага от мечты и тут же масса дел, куда не погляди – в расход идут друзья,
как много в жизни схем, но их прожить нельзя, поскольку для себя иной земной удел…
Три шага от себя… В трёх милях от тоски срывают якоря ажурные мазки
с волшебного холста… И подпись: Коктебель.
******
Спрячь себе на память Коктебеля память, не булыжник пришлый – в-зелень-сердалик.
Нынче он, что книжник – прошлого облыжник, оттого-то сердце памяти болит…
На морском прибрежье балаганчик прежний, плюс к тому прибавить: каждому – своё…
Шаурма и пиво, плов и чебуреки, хна для татуажа и вина хмельё…
Спрячь в себя на память, всё, что жизнь не ранит, пришлого верблюда, остов корабля,
катерок попсовый, Кара Даг зелёный – призрачную сказку нынешнего дня.
******
Кизил цвётёт привычно в январе, а в мае в мире властвует гроза
Над Синегорьем в огненной петле танцует золотая пектораль.
По горным тропам отступает прочь по склоном Кара Дага новый сад,
в котором шаурме зеленой в точь дарует время жар хламидных вант.
Реликтовое время на часах, реликтовые бухты и цветы,
реликтовый миляга Кара Даг над Синегорьем – с будущим на ты…
Он с Коктебелем солнечным – на ты!
******
Комментариев нет:
Отправить комментарий