Аспарагус, аппарель за собой влекут форель…
Вязнут зубы в сладком мясе, липнут губы – ноль на массе…
Древних келий вонь да прель зыбко выветрил апрель.

Шибануло резко в нос – половой салат принёс:
– Эй, гарсон, а где винцо? Помнишь, солнце в нём, кацо,
люк задраивало… В щель не попасть ему теперь.

А подлодка, та – на дне: взорван люк в подводной тьме,
сброшен ядерный балласт… Нет различий, рангов, каст,
нет живых и тех, кто пил и о братстве говорил…

Аспарагус да форель наплюют на аппарель…
Средь шпангоутов снуют, "Курск" по зёрнышку клюют.
Ни матрос, ни офицер не задраят люк теперь.

В разорвавшейся тиши писем больше не пиши…
Не строчи приказа: "Всплыть!" Аспарагусу не жить!
Да форель, и та помрёт в море вдовьих слёз и квот.
За спасение души радиатор заглуши!

Здесь реактор в бездне спит, тут же душ матросских скит,
тут же совесть спит, кацо, уноси своё винцо!..
Апорель заклинив вдруг, роковой замкнулся круг…
Аспарагус да форель гадят всласть на аппарель.

2001 г.

******

СКОРБЬ – РЕКВИУМ
письмо в Американское посольство в Украине – г. Киев 11 сентября 2001 г.

Я люблю Америку, в которую меня не впустили –
вчерашнего учителя с грошовой зарплатой…
"Не достоин!"– вписали в багровую книжицу-фишку.
Нет таких паспортин уже в мире –
их уже отменили, забыли –
только сердце болит.

Только в сердце изъян – от изъятых лет-зим
не прожитых в мире, о котором мечтал.
Их уже не вернуть на попятых…
Разве время искать виноватых?
Вышло время простить…

Я люблю Америку до боли, перешедшей в хронический спазм, –
две сердечные в тромбах мозоли
не дают мне уснуть всякий раз…
Вздох и выдох двух Близнецов,
оборвавшихся наземь…

Со смотрин в Поднебесье – не войти в сказку Фей, –
мне о них написали так много те,
кого допустила Америка…
Где сыскать их теперь?

Реформистов и брокеров, финансистов и полотёров,
электриков и лояров, пофигистов и пошляков,
программеров и игроков – мозговой центр
популяции аргонавтов: прибыли за руном
убыли без вины – не хранимые Богом…

Я люблю Америку по-простецки:
так любят друга, жену и дочь –
я – Америку, а меня – американцы,
так и оставшиеся моими согражданами…
Космополитами.

Но случилось… И на сердце – шок!
Страшное произошло…

Одинок и печален Манхеттен:
прежде он открывался разно
разнообразным судьбам землян,
а теперь он побит камнями,
переплетен со струнами тел,
лопнувших в одночасье,
о которых рыдают теперь
жёны и дети…

Люди этой страны и стран,
для которых была открыта,
запретившая въезд мой Америка.

Вместе с ней скорблю и рыдаю о погибших безвинно…

Чудаков не понять, ей Богу!
память их прощает великих. –
Можно быть великим и в малом –
на духовном фундаменте мира –
в том, что время уже не разрушит…

Я всегда ненавидел перочинные ножики.
Я их гнал из судьбы, боялся –
отвратительность их пугала
самого меня с раннего Детства.

Мне казалось, что всей вселенской боли –
они – шальная причина:
шантрапа, фашисты и бюргеры
их носили когда-то…

Я люблю Америку без ножей перочинных,
с не проходящей болью… Так любят мечту,
которой суждено сбыться…

Я хотел торговать там хот-догами
и улыбаться тем, кто меня, увы, не дождался,
потому что взлёт Близнецов нарушила ненависть злобно,
и над ними теперь парят лишь усопшие души…

Я бы им раздавал хот-доги,
невеликий в своих талантах,
будь бы они все живы сегодня –
гаранты моей лояльности Американскому флагу…

Я за них присягну тебе, Америка, завтра,
потому что они – во мне – те,
кто погиб 11 сентября 2001 года.

P.S. Реквием написан специально белым стихом для упрощения перевода на все языки мира… Русская ментальность, американская душа киевского космополита, безысходная нищета в Орияне – это и есть Веле Штылвелд – киевский русскоговорящий еврейский поэт. Таким и запомните меня в этом мире…

17 сентября 2003 г.